Из жизни "Красной императрицы"
Часть 10

Вечер в Гуанчжоу выдался по-южному тихий и безветренный. Сегодня встреча с американкой должна была состояться в другом особняке Цзян Цин. Сюда и поспешили прийти заранее Цзэн Фань и переводчицы. Они пересекли широкий двор, густо засаженный благоухающими орхидеями всевозможных оттенков и пышно расцветшим жасмином, вошли в дом. В гостиной, куда их провела горничная, царила приятная прохлада. На окнах - плотные шторы, спасавшие от южного зноя. Напротив дивана Цзэн Фань увидела длинный стол с разложенными книгами.

Послышались голоса, приближающиеся шаги, в гостиную в сопровождении адъютанта и советника Вана вошла Цзян Цин. Она была в небесно-голубом платье европейского покроя, оживлена и подвижна. Следом горничные внесли огромный поднос с орхидеями, цветами жасмина и еще чем-то.
- Что-то прохладно здесь,- недовольно проговорила Цзян Цин.- Наверное, не отключили вовремя кондиционер. Какая
температура воздуха?
- Уважаемая руководительница, сейчас в комнате 21 градус, через некоторое время воздух согреется.
- Вы уже здесь? Отлично,- обратилась она к стоявшим навытяжку женщинам.- Взгляните, эти книги я хочу преподнести в подарок мисс Льюис. Ей, специалисту по Китаю, совершенно необходимы такие книги, как, например, "Династийные истории".

Цзэн Фань обомлела. Можно ли такие цепные книги преподносить в качестве личного подарка?!
- Простите, товарищ Цзян Цин, здесь весьма редкие книги. Может, быть, их лучше передать в дар библиотеке Стэнфордского университета? Передавать подобные ценности в личную собственность запрещено.
- Запрещено?! Кем, интересно? Эти книги я покупала на собственные деньги и вольна подарить их кому захочу!
- Существуют правила вывоза культурных ценностей, - едва слышно возразила Мин Сянь.
- Гм! А разве Чжоу Эньлай не дарил книги президенту Никсону? Значит, ему можно, а мне нельзя?
- Насколько мне известно,- очень осторожно проговорила Сяо Шэнь,- премьер Чжоу Эньлай передал книги в дар библиотеке конгресса США.

Видя, как дрогнули и поползли вверх брови Цзян Цин, Цзэн Фань поняла, что не миновать новой вспышки гнева. К счастью, в этот момент в гостиную вошла американка.
Цзян Цин, мгновенно овладев собой, с теплой улыбкой пошла ей навстречу, мягко взяла за руку. Она сделала знак горничной, и та приблизилась с подносом цветов.
- Вот эти букетики белых орхидей я приготовила специально для вас. У вас на родине растут такие цветы?
- Не знаю, разве что на Гавайях... Но таких ослепительно белых и ароматных наверняка нет. Какое чудо!
Цзян Цин взяла украшенный тонкой резьбой сандаловый веер, прикрепила к его ручке букетик цветов и протянула Льюис.
- Возьмите на память мой веер, он почти новый. Когда преподносят личную вещь, подарок приобретает особый смысл, не правда ли? Такую вещицу вы не купите на рынке, видите, какая филигранная работа?

Пока американка любовалась изящным веером, Цзян Цин раздавала женщинам оставшиеся букетики жасмина.
- Чтобы не обижались на меня,- хихикала она. Потом повернулась к письменному столу.
- Хочу подарить вам, мисс Льюис, еще некоторые безделушки. Вот ножичек для разрезания бумаг. Узор на слоновой кости точно повторяет роспись одной из древних фарфоровых ваз, недавно найденных при раскопках в Хунани. А это печать, вырезанная из бамбука, она украшена резьбой по моему личному эскизу. Работал мастер высшего класса.
Льюис, радостно округлив глаза, кивала головой.
- Как мне благодарить вас, госпожа Цзян Цин. Я еще никогда не встречала столь гостеприимной хозяйки!
- Пустяки, ведь мы-друзья, хотя нас вскоре и разделит большое расстояние. Мы вместе создадим великую книгу, не так ли?

И вдруг Цзян Цин нахмурилась, словно вспомнила о чем-то неприятном.
- Посмотрите на эти книги. Вам, наверное, знакомы вот эти - "Династийные истории". Специалисту по Китаю обязательно нужно иметь такие под рукой, я вам их дарю. Не смущайтесь, это мои собственные книги. Председатель часто получает большие гонорары, иногда и не знаю, на что их тратить. Они,- она ткнула пальцем в сторону Цзэн Фань,- хотели заставить меня подарить книги библиотеке вашего университета, но я отдаю их лично вам.
Лицо американки, на котором только что светилось радостное удивление, вдруг потускнело и вытянулось. Цзян Цин попыталась сгладить неловкость; взяв гостью за руку, она заговорила проникновенным голосом:
- Не беспокойтесь, все в порядке. Пусть эти книги станут залогом нашей дружбы. Вы мне глубоко симпатичны, и я верю, что со временем вы станете великой писательницей. А теперь давайте пройдем в банкетный зал, сегодня я приглашаю вас отведать шаньдунских блюд, на севере Китая это самая знаменитая кухня.

После ужина Цзян Цин повела свою гостью в другую гостиную. Когда все расселись, хозяйка продолжила свой рассказ:
- Сегодня я расскажу о моем детстве. Родилась я в 1914 году в семье очень бедного ремесленника. Мой отец начал учеником и вырос до хозяина лавки. Он был страшно вспыльчив и жесток, часто избивал своих работников, доставалось и моей матери. Один раз, это было в ночь под Новый год, он разошелся так, что сломал ей палец на руке. Посадив меня к себе на спину, мать убежала из дома. Не раз мне приходилось разыскивать свою мать по ночам. Никогда не забуду один случай, когда я, маленькая девочка, шла через густые заросли гаоляна, кричала, звала маму, но ее нигде не было; и вдруг на меня набросилась собака, прокусила мне ногу. Как бедны и несчастны мы были!

Присутствовавшие, затаив дыхание, слушали рассказ о детстве Цзян Цин. И только Мин Сянь и Сяо Юй о чем-то перешептывались в дальнем углу комнаты.
- В 1920 году,- продолжала Цзян Цин,- я поступила учиться в художественную школу, но уже через год ушла. Там меня невзлюбили - за то, что одежда драная, знания скудны... Потом в Циндао я слушала лекции Вэнь Идо, много читала, особенно классику. Мои литературные сочинения всегда были лучшими в группе. В 1935 году меня пригласили в Шанхай играть Нору. Я знала, что у меня много врагов и недоброжелателей, поэтому учила роль ночи напролет, очень много работала. Позже, когда я обрела популярность, многие из тех, кто вредил мне, стали заискивать. Я играла в "Норе", "Ревизоре", "Грозе", даже Лу Синь в своей газете "Шэньбао" восхищался моей игрой. В то время я еще не помышляла о кинематографе, но, когда стала известной, начали осаждать продюсеры. Однако враги не унимались, они мечтали о моей гибели. Вы, может быть, знаете, в Китае была одна кинозвезда - Жуань Линъюй, чем-то она напоминала Грету Гарбо. Так вот, ее довели до самоубийства. То же самое хотели проделать со мной.

- Госпожа Цзян Цин,- прервала хозяйку американка,- не могли бы вы рассказать подробней о ваших отношениях с Лу Синем. Это будет весьма интересно иностранным читателям.
- Да, конечно. В то время Чжоу Ян выдвинул лозунг "оборонной литературы", он занял предательскую позицию. Лу Синь противопоставил ему лозунг литературы революционной, подлинно народной. Они нападали на Лу Синя, а в Шанхае травили меня.
Цзэн Фань недоуменно слушала сбивчивый и путаный рассказ Цзян Цин, стараясь понять, к чему она клонит, зачем темнит и без конца перескакивает с одного на другое. Она закрыла глаза. Безумно хотелось спать, вот уже две ночи кряду были бессонные.

Тем временем Цзян Цин распространялась о своей подпольной работе в Шанхае.
- Опасности подстерегали на каждом шагу. Помню, как-то я несла секретное донесение. Иду неподалеку от парка Бэйфэн, это уже почти пригород, рядом дачная местность. Вдруг слышу сзади топот ног, ругань, подбегает полицай. А с обеих сторон неожиданно появляются двое в штатском. Схватили меня и потащили куда-то. На мне в тот момент был надет халат из бархата и голубая холщовая куртка, записку я спрятала в одежде. Я попробовала кричать, но вокруг ни души. Один из тех, кто был в штатском, подгонял меня, другой же просил успокоиться. И вот когда мы подошли к заливному полю, я сделала вид, что споткнулась. Упав, я ловко вытащила записку и быстро проглотила ее. Улика была уничтожена.

Когда меня привели в участок, я принялась плакать и причитать, словно испуганная, ничего не понимающая женщина. Но вдруг сильный удар в лицо! Я подняла глаза - передо мной стоял один из членов пашей организации, оказавшийся предателем.

Цзян Цин остановилась, чтобы, как казалось, перевести дух. Однако пауза тянулась неестественно долго. Неожиданно она сменила тему.
- Кстати, я тут принесла показать вам кое-какие мои фотографии, не детские, конечно, но есть некоторые времен моей революционной юности. Я покажу вам и некоторые художественные фото, выполненные мною. Ведь, кажется, я уже говорила вам, что увлекаюсь фотографией. Я вообще натура творческая, меня влечет к миру искусства.
- Я тоже немного фотографирую,- отозвалась американка,- но очень посредственно. Рада случаю поучиться у вас, госпожа Цзян Цин.

Цзян Цин листала альбом с фотографиями, комментируя каждую из них, декламировала стихи - сначала строки Председателя Мао, написанные в ее честь, затем свои собственные. Наконец с обворожительной улыбкой предложила:
- Я подарю вам вот этот пейзаж и напишу на нем свои стихи. Чудесный подарок! Сяо Шэнь, переведи,- обернулась она к переводчице и вдруг прошипела злобным шепотом: - Ты почему так мало переводишь? Я говорю-говорю, а ты скажешь пару фраз и молчок! Лепишься? Не смей ничего пропускать!
- Как можно, верховная руководительница! Дело в том, что английский язык гораздо лаконичней китайского,- побелен от волнения, прошептала Сяо Шэнь.

Время близилось к четырем утра, беседа наконец завершилась. Минул и этот, еще один длившийся вечность день. Переводчицы, стенографистки были утомлены и взбудоражены. Не сговариваясь, женщины собрались в номере Цзэн Фань, всем хотелось выговориться, обменяться впечатлениями.

Проработав вместе несколько дней, переводчицы уже не так подозрительно, как прежде, относились друг к другу, говорили более свободно и откровенно. Теперь они наперебой удивлялись странной сбивчивости рассказа Цзян Цин о детстве и юности.
- Интересно, что из этого могла понять американка? И как она будет писать ее биографию на основе этих бесед! А Цзян Цин еще собирается отдать ей записи этих бесед! - возмущалась Мин Сянь.
- Да это просто невозможно переводить! - вторила ей Сяо Шэнь.- И невыносимо слушать, как откровенно она бахвалится! Что называется, "надувает бычью шкуру", да так, что она вот-вот лопнет! С какой стати несет она всю эту белиберду? Есть ли у нее разрешение рассказывать подобные вещи иностранке? Кто будет отвечать за эти "откровения"?
- Разумеется, только она сама,- проговорила Цзэн Фань.- Единственное, что мы можем и должны сделать,- это по возможности сглаживать несуразности.

Незаметно растаяла ночь, наступал рассвет. Наговорившись, женщины разошлись по номерам. Цзэн Фань прилегла на кровать и дала волю хаотически скачущим мыслям. Тело ломило от усталости, по сон не шел. Она уже примирилась с бессонницей.

Стало быть, Цзян Цин решила увековечить свой героический облик, заставить мир видеть ее такой, как она хочет. Мало того что она себя представляет героической личностью, она еще посылает ядовитые стрелы в адрес своих противников. Иногда намеренно что-то не договаривает, как бы давая американке возможность досочинить, развить подсказанную мысль.

Цзэн Фань вспомнила, как Цзян Цин, говоря о начале "культурной революции", назвала Лю Шаоци путами на ногах революции, рассказывала о конфликтах внутри руководства КПК. Зачем показывать эту кухню? Видно, не боится ничего. Наверное, кроме Чжан Чуньцяо и Яо Вэныоаня ее поддерживает кто-то еще. Иногда она ведет себя так, будто уже стоит на самой вершине власти. При этом порой распоясывается не хуже самой вульгарной бабы. На Цзэн Фань волной накатил ужас при мысли о том, что Цзян Цин и ее люди могут захватить в стране полную власть. За годы "культурной революции" им удалось посеять хаос и смуту. Страшно подумать, что будет дальше!

В голове мешались настоящее и прошлое. Вспоминался 1937 год.
Зимой 1937 года Цзэн Фань участвовала в антияпонском движении школьников, попала в Яньань. Ей тогда еще не было пятнадцати лет. Она впервые столкнулась с Цзян Цин во время постановки спектакля "Главарь бандитской шайки". Цзэн Фань назначили отвечать за костюмы и реквизит, она старалась всюду поспеть, буквально сбивалась с ног. Как-то раз задержалась с костюмами, и тут же послышался крик Цзян Цин:
- Эй, кто у нас отвечает за костюмы? Схватив куртку алого цвета, Цзэн Фань опрометью кинулась к ней.
Цзян Цин вдруг расхохоталась:
- А это еще что за малышка? Гляньте-ка, ну и боец! Ха-ха-ха! А гимнастерка-то! Почти до колен!
Потом она обратила внимание на Цзэн Фань во время занятий в Академии искусства и литературы имени Лу Синя. Попеняла ей на нечеткость выговора на южный манер, обещала помочь. Затем предложила вместе учиться мастерству исполнения в стиле пекинской оперы.
- У тебя неплохой голос. Не пой иностранных песен, я попрошу учителя Фу, он и тебя возьмет в ученицы.

Однажды она поведала Цзэн Фань о своей заветной мечте:
- Наверное, мне не суждено стать великой личностью. Но ведь я могу выйти замуж за какого-нибудь выдающегося человека. Мне кажется, жить обыкновенно, как все, неинтересно.
Цзэн Фань тогда была еще слишком мала, чтобы до конца понять ее.
В канун Праздника весны в 1938 году Цзян Цин впервые выступила в пекинской опере "Месть рыбака". Она сама сколотила труппу, так как узнала, что руководство партии предпочитает именно традиционную пекинскую оперу. Цзян Цин, игравшая роль главной героини Гуй Ин, привела в полное восхищение Кан Шэна, и он пообещал пригласить на следующий спектакль Председателя. Цзян Цин тогда действительно была в ударе, оживленная, общительная, она подбадривала остальных артистов.

Вскоре Цзян Цин куда-то исчезла, не появлялась ни в Академии, ни в театре. Кто-то считал, что ее послали на партийную учебу, а некоторые говорили, что она теперь живет в Янзялине.
Однажды в воскресенье слушатели Академии, как обычно, занимались домашними делами, стирали, убирали помещение. Многие в это чудесное майское утро загорали возле пещер, читали или просто болтали друг с другом. Зима кончилась, солнце щедро дарило свое тепло, было спокойно и тихо, словно и не гремели недавно тяжелые бои. Вдруг кто-то окликнул Цзэн Фань по имени. Девушка, сидевшая рядом, толкнула ее в бок, и только тогда она увидела взбиравшегося по склону солдата в почти добела застиранной, но аккуратной гимнастерке.
- Кто здесь Цзэн Фань? - спросил он, подойдя ближе.- С вами хочет говорить руководительница.
Цзэн Фань с удивлением вытаращила глаза. Какая руководительница?
Боец пояснил:
- Вас зовет товарищ Цзян Цин.

Окружающие насторожились, с любопытством наблюдая эту сцену. Все еще недоумевая, Цзэн Фань последовала за бойцом. По мостику из камней они перешли речку Яньхэ и очутились в Янцзялине. Довольно долго стояли у входа в пещеру, пока наконец не раздвинулась белая занавеска и не появилась Цзян Цин.
- Это ты, малышка? Знаешь что это за место? Расскажи-ка мне, что там болтают обо мне, наверное, злословят?
Цзэн Фань, конечно, приходилось слышать, будто Цзян Цин живет у Председателя, хотя официально не зарегистрирована с ним. Многим это не нравилось, включая и ближайшее окружение Председателя. Но обычно Цзэн Фань пропускала подобные разговоры мимо ушей, и сейчас ей не захотелось повторять их, поэтому она сказала:
- Я ничего не слышала. Разве что люди удивляются вашему внезапному исчезновению.
- Хочешь, я познакомлю тебя с Председателем? Подожди немного, сейчас приглашу на ужин - яичницу с картошкой.

Цзян Цин скрылась за занавеской. Гостья осталась стоять перед входом, озираясь по сторонам, вокруг никого не было видно. Потопталась у пещеры, прислушалась: внутри ни звука. И, резко повернувшись, бросилась бежать вниз под гору, скорей назад, к своим.
Цзэн Фань лежала на кровати. Перед глазами, словно кадры кинохроники, возникали и сменялись картины прошлого. Уже рассвело, но в гостинице еще тихо, все спят. Она подняла противомоскитную сетку, но не стала раздвигать тяжелых штор, в комнате по-прежнему царил полумрак.

В 1945 году Цзэн Фань снова оказалась в Яньани, куда выехала из оккупированных районов. Здесь она приняла участие в "движении за упорядочение стиля". Тогда начинала восстанавливаться нормальная жизнь, и в моду вошли танцевальные вечера, которые устраивались по выходным дням почти во всех учреждениях, Цзэн Фань не любила эти шумные сборища и по возможности старалась их избегать. По однажды подруги сказали, что на вечере будут руководящие товарищи и необходимо присутствовать. Пришлось пойти. Зал был набит битком, многие сидели на скамейках, расставленных вдоль стен. В перерыве между двумя танцами, когда стихла музыка, Цзэн Фань услышала, как ее окликают, и обернулась. Перед ней стояла Цзян Цин.
- Здравствуй, малышка. Говорят, все паши здесь. Как я рада видеть тебя! Ха-ха!
Цзян Цин была в застиранной, ладно сидевшей на ней гимнастерке, фуражка по моде сдвинута на затылок.
- Подожди, я сейчас разыщу Председателя, попрошу его станцевать с тобой. О подобной чести мечтают многие.
Цзэн Фань совсем не хотелось танцевать с Председателем, ведь она не была с ним знакома. Она попробовала отвлечь Цзян Цин от ее затеи, потянула за руку:
- Какая встреча, почти восемь лет не виделись! Но та нетерпеливо вырвала руку.
- Сейчас-сейчас, подожди! - и скрылась в толпе. Однако через некоторое время Цзэн Фань стало скучно и она ушла домой.

Потом Цзэн Фань еще несколько раз сталкивалась с ней, но каждый раз та лишь холодно отвечала на ее приветствие. Видно, с тех пор она и возненавидела Цзэн Фань. Неужели и вправду, думала иногда Цзэн Фань, женщина, выйдя замуж за человека незаурядного, сама становится необыкновенной личностью.

С тех пор минуло почти двадцать лет. В 1964 году Цзян Цин внезапно для всех появилась на Всекитайском смотре пекинской оперы. Она сильно изменилась, носила теперь хорошо пригнанную форму кадровых работников, очки в золотой оправе. Порой, сталкиваясь с Цзэн Фань на совещаниях, она делала вид, что незнакома с ней, а иногда бросала пристальный взгляд, вызывавший у Цзэн Фань безотчетный ужас.

Вот так и случилось, что, общаясь когда-то, и довольно близко, они затем оказались людьми чужими и далекими друг от друга. В Цзян Цин ее всегда раздражало это постоянное стремление быть центром внимания, поставить себя выше других. Непомерное тщеславие естественно дополнялось склонностью ко лжи, которая всегда легко и складно слетала с ее уст. Вот и теперь Цзэн Фань коробило от ее бахвальства. Еще школьницей Цзэн Фань очень любила ходить в кино. Тогда она, конечно, видела Цзян Цин в некоторых фильмах, например в "Ване Пятом". Но тогда говорили не столько о ее артистическом даровании, сколько о скандальных любовных похождениях, Многие мужчины будто бы даже кончали с собой из-за нее.




Вэнь Идо (1899-1946) -поэт, революционер, убитый гоминьдановцами.

Вернуться в оглавление книги
У Вас есть вопросы по повести? Давайте обсудим их на форуме !

Перевод с китайского З. Ю. Абдрахмановой
Автор - Ле Синь
Из книги "Китай в лицах и событиях", М., 1991,